ПЕРЕВОДЫ
Copyright © 1998 ОСТРАКОН |
На ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ
|
|
|
Литературный салон |
ИЗБРАННЫЕ ПЕРЕВОДЫ ИЗРАИЛЬСКОЙ ПОЭЗИИ
ДАН ПАГИС ДВАДЦАТЬ ЛЕТ
В ДОЛИНЕ
МОГИЛА ЯЗОНА В ИЕРУСАЛИМЕ
НОВЫЙ ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ
МОРСКАЯ РАКОВИНА
ИЕГУДА АМИХАЙ ВОЗЛЮБЛЕННОЙ СТРАНЕ
ДАВИД АВИДАН ЛИНГВО-ПОЛИТИКИ
МЕЖДУГОРОДНЫЙ ДОРОЖНЫЙ ЗНАК
НАТАН ЗАХ ДАЙ МНЕ ТО, ЧТО У ДЕРЕВА ЕСТЬ...
МЕИР ВИЗЕЛЬТИР ИЗ ЦИКЛА "ТЕЛЬ-АВИВСКИЕ ЭСКИЗЫ"
ИОНА ВОЛАХ СТИХИ ПРЕДГОДОМСНОВ
ПОСВЯЩЕНИЕ ДЕННИСУ СИЛКУ Александр Бараш
Подробная информация (на английском)
об израильских писателях, с фотографиями
и библиографией - на сайте Института
переводов современной ивритской литературы.
ДАН ПАГИС
ДВАДЦАТЬ ЛЕТ В ДОЛИНЕ
А после? А я и не знаю.
Каждый из нас впал
В свое собственное забвение.
Шоссе стало шире. В кювете
Мой перевернутый броневик.
В полдень я иногда поглядываю
Из-под сожженных глаз. Не помню
этих кипарисов.
Новые водители мчатся мимо нас,
Забывая новые войны
И другие жертвы, -
Быстрее, чем мы.
Но иногда к нам спускается ветер,
Теребит венок,
Скатившийся в низину,
Отрывает листок за листком, шепча:
Любят. Не любят.
Не очень любят.
Очень.
Нет.
Даже слишком.
Перевод с иврита В. Глозмана
МОГИЛА ЯЗОНА В ИЕРУСАЛИМЕ
Язон, старый хитрый мореход,
один из приближенных царя Янная,
притворяется, что он погребен
далеко от моря,
в этой прелестной усыпальнице в святом граде.
"Колоннами и арками украшена комната,
где он похоронен;
мир и вечная слава изваяны в камне для него".
Могила пуста.
Только рисунок корабля
нацарапан на стене.
А там, вверху, царство пыли,
и другие мужи спустились в Гадес.
Но не Язон. Он ускользает
снова и снова,
из гладкой стены
на быстром судне
(он уносится по воздушному морю,
в полной радиотишине)
и с прибылью щедрой, как всегда, привозит
свой дорогой товар:
солнечный свет волны,
шелковый шелест ветра,
мраморный перелив пены.
Перевод А.Воловика
НОВЫЙ ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ
Ты подбираешь меня, монету, потерянную другой,
и трешь между большим и указательным.
Я пытаюсь быть новым, даже блестеть.
Ты смотришь - сколько я стою,
изучаешь лицо, выдавленное на мне.
Я делаюсь почти настоящим монархом.
Но мало тебе. Ты наклоняешься,
ударяешь по мне и слушаешь. Я звеню для тебя
самым чистым звуком, почти без изъяна.
Наконец, словно опытный меняла,
ты надкусываешь меня: может быть, я изогнусь,
как фальшивый червонец.
Но я тверд, я прохожу испытания: пусть не золото,
все же
приличный сплав. Успокоенная,
ты можешь теперь тратить меня, как угодно.
Свернут кольцом в самого себя, я не был раковиной
для голоса твоего.
Я останусь на ползущем песке.
И если прохожий поднимет меня
и поднесет к уху, чтобы услышать добрые
новости
моря - я не скажу ни слова.
Шепотом, ускользающей тишиной
я верну ему неспящие ритмы
его собственной крови. Как будто бы пел я, как
будто бы
слышал он.
Пустой, как всегда, заключенный в свои повороты -
как мне жить по указам, что ты мне не дал,
на каком берегу,
в конце какой передышки?
Я остаюсь на ползущем песке,
и нет мне исхода из твоего молчания.
ИЕГУДА АМИХАЙ
ВОЗЛЮБЛЕННОЙ СТРАНЕ
Поделена страна на округи воспоминаний и районы надежды.
Их жители перемешаны одни с другими -
Как недавние участники свадьбы - с участниками похорон.
Не делится страна на участки войны и участки мира.
Кто копал окоп от снарядов -
Еще приляжет в нем вместе с подругой,
Если только вернется живым.
Страна - великолепна.
Дажи враги со всех сторон - украшают ее
Оружием, сверкающим на солнце
Точно ожерелье.
Страна - словно посылка:
Хорошо увязана, и все в ней. Увязана крепко,
И бечевка иногда слишком давит.
Страна - очень мала.
Я всю ее могу вместить в себе.
Оползание почвы - подрывает мой покой,
И уровень Кинерета - всегда в моих мыслях.
Поэтому я могу ощутить ее разом,
Мгновением ока: море-долины-горы.
Поэтому я могу вспомнить все, что здесь произошло,
Разом, как вспоминают
Всю жизнь в минуту смерти.
Перевод с иврита В.Глозмана
ДАВИД АВИДАН
ЛИНГВО-ПОЛИТИКИ
Те, кто похож на меня, но не похож на тебя,
определяют политику языка.
По всем координатам семантической галактики,
повсюду на земле и вне земного шара.
Они слышат мягкую вибрацию, скрытое, внутриатомное,
потайной зуммер, - вне-логическое, мета-психологическое,
под-познавательное, супер-грамматическое.
Мы ответственны за все, что проиходит в языке
в каждую отдельную минуту,
потому что люди, подобные мне и подобные тебе, они - политики языка.
Мы определяем, как будут разговаривать через десять, двадцать,
сто, двести, десять тысяч лет.
Мы определяем твои системы понимания.
Мы устанавливаем системы ввода-и-вывода.
У нас нету денег, нету силы, нету власти.
Всем этим мы поступились в пользу того, что мы -
те, кто решает первыми и последними в сфере политики языка.
Мы определяем политику языка и самый язык.
Мы определяем язык, как политику, и политику, как язык.
Мы определяем твое будущее понимание
состояний-давления, состояний-смягчения,
состояния-понимания, состояния-глупости и состояния-освобождения
в сфере языка и в политике языка.
Ибо мы - решающие первыми и последними в сфере политики языка.
Мы не властвуем в банках, в индустрии, в земледелии, в правительствах,
в партиях, в структурах армии и полиции.
Нету у нас финансирования, руководства, административного влияния
на других персонажей.
Но мы определяем постоянные взлеты - сверхскоростные -
каждого рече-шороха
в каждую данную минуту в каждом языке и повсеместно.
Делаем мы это каждый в своем языке, а иногда еще в одном
или в нескольких, смыкая деяния вместе.
Мы определяем междулексические связи.
Мы - это формирующее понимание
семантики, семиотики, образа, тени, звука.
Мы определяем твое понимание данных пониманий.
Ибо мы - это лингво-политики,
решающие первыми и последними в мире политики языка.
Не подумай, что мы - мегаломаны, ибо мегаломания - это слово,
а каждое слово под нашей опекой,
обновляемой в каждую частичку секунды.
Мегаломания - это также мега-коммуникация, мега-семантика, мега-мега.
Мы мегаломаны более, чем микроманы.
Но мы значительно менее мегаломаны, чем ты сам,
потому что мы знаем о языке гораздо больше, чем ты,
не имея и тысячной доли самоуверенности, почему-то присущей тебе.
Мы идеологи семантики глобальной и космической.
Мы знаем точно, что происходит в твоем мозгу
в каждую данную минуту,
когда политика языка приходит в соприкосновение
с силовыми центрами политики мозговой и междумозговой.
Каждого из вас отдельно и всех вас вместе.
Мы - политики языка, потому что мы знаем,
что язык - это политика, а политика - это язык,
и одновременно с этим язык заякорен вне всяких сфер политики
и вне всяких сфер языка.
В сферах языка вне-языковых и политики вне-политической
мы и репрезентаторы и репрезентируемые
вне твоего мозга и вне мозга твоих отцов, дедов и прадедов,
твоих детей, внуков и правнуков,
потому что мы - политики языка,
мы те, кто решает первыми и последними в сфере политики языка.
И мы одержимы истерией счастья, что мы - это мы.
Но истерия - это только слово, а всякое слово
анализируется у нас заново в любую частичку секунды.
Мы - истерики уверенности, мы спокойствие истерии.
Мы истерики спокойной уравновешенности
истерического отсутствия истерики.
Мы - сама стойкость постоянной истерии.
Потому что мы - политики языка,
решающие первыми и последними в сфере политики языка.
Перевод с иврита Савелия Гринберга
МЕЖДУГОРОДНЫЙ ДОРОЖНЫЙ ЗНАК
Может быть, это верно,
что дорога в ад
вымощена добрыми намерениями.
Но мы - несмотря на это - мы не на дороге в ад,
это он на дороге к нам.
И нам предстоит сбить его с пути в нужную минуту.
НАТАН ЗАХ
ДАЙ МНЕ ТО, ЧТО У ДЕРЕВА ЕСТЬ
Дай мне то, что у дерева есть и чего ему не потерять.
И дай мне способность терять то, что у дерева есть.
Тонкие эти черты. И ветер, чертящий летнею ночью.
И тьму, в которой нет ни чертежа, ни облика.
Дай мне облики те, что были и нет их теперь.
Смелость - думать о том, что пропало. Дай мне
Глаз, чтоб осилить то, что он видит. И руку -
Тверже, чем то, что она просит.
Оставь мне наследство так, чтобы мне не досталось
Ничего из того, что соскочит в момент полученья.
Дай мне способность коснуться без страха
Именно этих предметов, из тех, что нельзя получить
В наследство. Дай подступиться.
МЕИР ВИЗЕЛЬТИР
ИЗ ЦИКЛА "ТЕЛЬ-АВИВСКИЕ ЭСКИЗЫ"
Я симпатизирую
искусству
концептуалистов
города Тель-Авива
Город где нету концепций
обвал пустопорожней штукатурки
рыдающие ставни
мертвый автобус
Я симпатизирую
людям
напрягающимся
в Тель-Авиве
Я симпатизирую
людям
волнующимся
в Тель-Авиве
Оштукатуренная бесчувственность города
Конура подшпаклеванной горечи
Жестяная качалка грохота
Я симпатизирую людям
впавшим в отчаяние в городе Тель-Авиве
ИОНА ВОЛАХ
СТИХИ ПРЕДГОДОМСНОВ
и а пропо, Годар
Намекают нам, что вот есть и другой секс.
Хорошо, что кто-то знает об этом, что это есть.
И если есть другой секс, то пускай при
ведут его сюда, мы узнаем его и тогда от
кровенно поговорим, что вот он или нету его.
Что мы ведь уже утомленынче очень от
наших жен и подруг-девственниц, и все
это время показывают в картинах, что вот
взаправду есть что-то другое, и мы
сквозь роздых чувствуем, что это не зря.
И если есть другой секс в мире другом,
женщины новые и знающие, то от
чего не приведут сюда нескольких, чтобы они на
учили наших жен усталых, и может быть кста
ти откроют границы, а то мы ведь
утомленынче и зажаты чересчур мы здесь.
Перевод с иврита Савелия Гринберга
Здесь помещено посвящение известному израильскому англоязычному поэту.
ПОСВЯЩЕНИЕ ДЕННИСУ СИЛКУ
1.
А потом он умер
До этого было многое
уместившееся в предыдущей фразе
где-то между "потом" и "умер"
Он прошел эволюцию
от лондонского школьника - через Йетса и британские ВВС -
к маргинальному левантийскому поэту
пишущему по-английски на краю
своего языка - - -
Тут
хочется сказать очень по-русски -
со вздохом - что как бы не в этом
дело А в чем? Ну
действительно? -
2.
- что исчез некто живой и подлинный...
с кем ты был шапочно знаком несколько лет
И каждый раз в те две-три встречи - в холле Синематеки
во время Кинофестиваля в компании у знакомых после вечера
русского израильского журнала - ощущал то же
что бывает при не-начале романа:
может сложиться но зачем? - нет
совпадения рисунка этой
фазы жизни - - -
3. КУПЛЕТЫ*
Она считала, что следует идти до конца во всем -
и говорила снегу: будь снегом и дождю: будь дождем.
Она стянула любителя гор в долину глухую -
и успокоила мраморным поцелуем.
Теперь сквозь окно в Ковчеге смотрит она -
как ее дети тонут в ужасе, как их заливает тьма.
-------------------------------------------------
* - перевод из Денниса Силка
ОБ АВТОРАХ И ПЕРЕВОДЧИКАХ
(краткие биографические сведения)
Дан Пагис - поэт и критик. Скончался в 1986 году в возрасте 55 лет.
Был профессором средневековой еврейской поэзии в Еврейском Университете
в Иерусалиме. Стихотворение "Двадцать лет в долине" в переводе Владимира
Глозмана опубликовано в журнале "Ариэль" (специальный выпуск на русском
языке,
Иерусалим, 1989). Стихотворения "Могила Язона в Иерусалиме", "Новый
возлюбленный", Морская раковина" опубликованы в Антологии "Тридцать
три века еврейской поэзии" (Екатеринбург - Каменск-Уральский, 1997).
Иегуда Амихай (1924 - 2000) - поэт, прозаик, драматург. Стихотворение "Возлюбленной стране" в переводе Владимира Глозмана опубликовано в журнале "Ариэль" (специальный выпуск на русском языке, Иерусалим, 1989)
Давид Авидан (1934, Тель-Авив) - поэт, драматург, сценарист, кинорежиссер,
художник. Стихотворение "Лингво-политики" в переводе Савелия Гринберга
опубликовано в журнале "Народ и земля" (Иерусалим, №6, 1987).
Стихотворение "Междугородный дорожный знак" в переводе Савелия Гринберга
опубликовано в Антологии "Тридцать три века еврейской поэзии" (Екатеринбург
- Каменск-Уральский, 1997).
Натан Зах (1930) - поэт. Родился в Берлине. В Израиле - с шестилетнего
возраста.
Стихотворение "Дай мне то, что дерева есть..." в переводе Владимира
Глозмана опубликовано в журнале "Ариэль" (специальный выпуск на русском
языке,
Иерусалим, 1989).
Меир Визельтир (1941) - поэт. Родился в Москве, с восьмилетнего возраста - в Израиле. Стихотворение из цикла "Тель-Авивские эскизы" в переводе Савелия Гринберга опубликовано в Антологии "Тридцать три века еврейской поэзии" (Екатеринбург - Каменск-Уральский, 1997).
Иона Волах - поэт. Родилась в 1944 г. под Тель-Авивом, умерла в 1985.
Стихотворение "Стихи предгодомснов" в переводе Савелия Гринберга
опубликовано в журнале "Ариэль" (специальный выпуск на русском языке,
Иерусалим, 1989).
Деннис Силк (1928-1998) - поэт. Родился и вырос в Англии. В пятидесятых годах репатриировался в Израиль. Писал по-английски. Стихотворение "Куплеты" взято из посмертной публикации, в приложении к статье-некрологу в "Джерузалем Пост" (июль 1998 года).
Владимир Глозман (1951) - поэт и переводчик. Репатриировался из Москвы в Израиль в 1973 году. Автор трех книг стихов.
Савелий Гринберг - поэт и переводчик. Родился в 1914 году. В Израиле
с 1973 года.
Переводил на русский язык стихи Ибн-Габироля и современных ивритских
поэтов.
Александр Воловик (1931) - поэт, прозаик, переводчик. В Израиле с
1976 года. Пишет и на русском языке, и на иврите. Переводит стихи с иврита,
анлийского, немецкого.